Мелочи жизни - Страница 87

– Ну-с, в чем же дело?

– Позвольте мне досказать… Наконец он решился: "Возьми, говорит, с собою Сережу и поезжай к господину адвокату". И вот…

Дама растерянно оглядывает стены кабинета и произносит:

– Ах, сколько у вас книг! Неужто это всё законы?

– Позвольте узнать, в чем заключается ваше дело? – настаивает Перебоев.

– Ах, нас ужасно обидели, господин адвокат! Муж мой, надо вам сказать, купец, в Зеркальном ряду торгует… Впрочем, ведь это прежде считалось, что купцом быть стыдно, а нынче совсем никакого стыда нет… Не правда ли, господин адвокат?

– Конечно, конечно… Но к делу, сударыня, к делу!

– И вот у меня есть сестра, которая тоже за купцом выдана, он бакалейным товаром торгует… И вот моему мужу необходимо было одолжиться… К кому же обратиться, как не к сродственникам?.. И вот Аггей Семеныч – это муж моей сестры – отсчитал две тысячи и сказал: "Для милого дружка и сережка из ушка"…

– Сударыня! – стонет Перебоев.

– Нет, уж позвольте мне, господин адвокат, по порядку, потому что я собьюсь. И вот муж мой выдал Аггею Семенычу вексель, потому что хоть мы люди свои, а деньги все-таки счет любят. И вот, накануне самого Покрова, приходит срок. Является Аггей Семеныч и говорит: "Деньги!" А у мужа на ту пору не случилось. И вот он говорит: "Покажите, братец, вексель"… Ну, Аггей Семеныч, по-родственному: "Извольте, братец!" И уж как это у них случилось, только муж мой этот самый вексель проглотил…

– Однако! – изумляется Перебоев.

– Только об этом не надо на суде говорить, господин адвокат… вы ради бога!.. И вот вчера муж получил от господина судебного следователя повестку… Ах, господин адвокат, помогите!

Совершенно неожиданно дама становится на колени. Перебоев бросается к ней и строго говорит:

– Встаньте! я – не бог!

– Но позвольте вам, однако, сказать, – продолжает дама, вставая, – где же доказательства? Аггей Семеныч говорит, что муж занял у него две тысячи, а муж говорит: "Никогда я, братец, ваших денег и не нюхал". Аггей Семеныч говорит: "Был вексель!", а муж отвечает: "Где он? покажи!"

– Однако ж вы сами сейчас сказали…

– Мало ли что я сама… Может быть, я не в своем разуме? Может быть, я всё солгала… Нет, это еще как суд посудит! Можно всякую напраслину взвести…

Дама вынимает платок и начинает сморкаться. На глазах у нее показываются крошечные-крошечные слезинки.

– Вероятно, у вас есть с собою записка? – нетерпеливо спрашивает Перебоев.

– Никакой записки у меня нет. Муж даже сказывать о деле не велел – это уж я сама.

– Ну, так вот что: когда окончится следствие, тогда и приходите. Может быть, по следствию окажется, что ваш муж прав; тогда и дело само собою кончится. А теперь я ничего не могу.

– Нет, господин адвокат, уж вы помогите!

Дама делает движение, как будто опять хочет встать на колени.

– Говорю вам, сударыня, что до конца следствия мои услуги бесполезны, – раздражительно говорит Перебоев, бросаясь, чтобы остановить ее.

– Так вы скажите, по крайней мере, как нам быть. Муж от всего отпереться хочет: знать не знаю, ведать не ведаю… Только как бы за это нам хуже не было? Аггей Семеныч следователя-то, поди, уж задарил.

– Какие вы глупости говорите! Повторяю вам: теперь я ничего не могу, а вот когда вашего мужа к суду позовут, тогда пусть он придет ко мне.

Дама вновь начинает жеманиться и никак не хочет уйти. Перебоев в отчаянии отворяет дверь в клиентскую и кричит:

– Господа, кто прежде пришел, пожалуйте!

– Помогите, господин адвокат! – стонет дама.

– Всенепременно-с. Но теперь прошу вас оставить меня, потому что мне время дорого.

Перебоев не отходит от открытой настежь двери, в которую уже вошел новый клиент, и наконец делает вид, что позовет дворника, ежели дама не уйдет. Дама, ухватив за руку сына, с негодованием удаляется.

Продолжается дефилирование клиентов. Их набралось в клиентской уже пять человек. Первый начинает с того, что говорит:

– Знаю я, что моя просьба не дельная, однако…

– Позвольте вас попросить оставить меня, – решительно произносит Перебоев, не давая даже докончить клиенту.

Клиент удивленно смотрит на него; но видя, что господин адвокат не шутит, поспешно обращается вспять, нагнув голову и как бы уклоняясь от удара.

Следующий клиент принес купчую на дом в Чекушах и просит совершить ввод во владение. В перспективе – полтораста рублей.

– Я этими делами… – начинает Перебоев, но сейчас же спохватывается и говорит: – Извольте, с удовольствием, только условие на такую ничтожную сумму, как полтораста рублей, писать, я полагаю, бесполезно…

На этот раз клиент оказывается чивый; он выкладывает на стол условленную сумму и говорит:

– Только знаете, чтобы верно. А после ввода – милости просим закусить. Давненько мы с женой подумывали…

Перебоев не слушает его, берет документ и деньги и пишет расписку.

Зато третий клиент сразу приводит Перебоева в восхищение.

– В городе Бостоне, – говорит он, – Федор Сергеич Ковригин умер и оставил после себя полтора миллиона долларов. Теперь по газетам разыскивают наследников.

– Ну-с?

– Мы – тоже Ковригины…

Воображение Перебоева, быстро нарисовавшее ему картину путешествия в Америку, совещания с местными адвокатами, наконец, целую кучу блестящих долларов, из которых, наверное, добрая треть перейдет к нему (ведь в подобных случаях и половины не жалеют), начинает столь же быстро потухать.

– Однофамильцы Ковригина или родственники? – терпеливо спрашивает он.

– То-то, что… Мы уж и в посольстве побывали, и поколенную роспись видели… и у него Анна Ивановна, и у нас Анна Ивановна…